Комаренко Мария

 Я не умею летать

— Вот, вот так. Ну же, смелее! — шептал ей Зефир. — У тебя всё получится.

— Правда? Нет, ты серьёзно? — растерянно, несколько недоверчиво спрашивала она.

— Ты думаешь, средиземные ветры умеют врать?

— Кто знает, что творится в ваших невидимых головах. Я правда могу тебе верить?

Зефир посмотрел в её большие, слегка оттененные неуверенностью глаза:

— Послушай, — он нежно коснулся её крыла, — разве не для этого только ты и живёшь? Не для того ли, чтобы летать? Тебе дано кружиться с весенними ветрами наперегонки! Кружиться среди облаков, так близко к солнцу, как никто бы из них не смог! А ты! Всё в твоих руках, то есть крыльях, дурашка.

— Ну, ладно! — Она сделала решительный вдох, слегка выпятив пёрышки на своей груди, и подошла к краю утёса. Одобрительная, радостная улыбка скользнула по его призрачному лицу:

— Я с тобой, — прошептал ласковый ветерок, и они вместе бросились со скалы.

Сперва она летела неуверенно, то и дело посматривая на своего спутника. Он же, стараясь ей всячески помочь, нежно подхватывал её в свои воздушные потоки. Ощутив опору, она стала делать взмахи крыльев всё смелее и смелее.

Получилось! Зефир не солгал! Она правда умеет летать!

Они вдвоём танцевали среди воздушных вихрей, она пела своим птичьим сопрано, а он сопровождал её своим едва уловимым, тихим аккомпанементом. Где-то далеко-далеко под ними, сплетаясь в красочные блики, мелькали ветви цветущих деревьев, полная пробудившейся жизни земля, укрытые цветочной шалью склоны и холмы.

Она умеет летать!

— Вот так тебе! — И Зефир растрепал пёрышки на её голове.

— Я сейчас тебе покажу! — И она бросилась за ним вдогонку.

Они летели, не зная устали, не зная куда, летели только для того, чтобы лететь. Блики весны с ещё большей скоростью уплывали вдаль, в море мерцающих красок.

Птичке вдруг захотелось замедлить полёт, чтобы насладиться этой бьющей ключом  жизнью. Ветерок тоже приостановился и нежно закружился вокруг неё.

— Всё такое чудесное, такое… Видишь? — Она радостно затрепетала крылышками.

— Всё это теперь твоё, подруга. А стоило только разочек рискнуть!

Она с восторгом посмотрела на затихшие под солнечными прикосновениями цветки олеандра, на объятые зеленью неподвижные ветви кедра, мирно покоящуюся траву у его подножия теперь уже с совершенно новой для неё высоты.

— А когда замедляешь полёт, всё вдруг становится таким замершим. Или это день сегодня тихий?

— Глупышка, если я сейчас здесь, с тобой, кому колыхать деревья, кустарники и цветы там, внизу?

Он вдруг встревожено взглянул в её внезапно погрустневшие глаза. — Что с тобой, милая?

— А вдруг, вдруг это только ты всё? А сама я не могу? Вдруг я не умею летать?

— Дурашка, что ты такое говоришь. Это ты, ты сама!

— Я не знаю… — Птичка томно вздохнула, медленно опустив крылья. — Мне кажется, ты только из доброты своей летал здесь со мной, внушил мне, будто и я могу, как ты. А я, может, совсем не могу. — И она опустила свою головку.

Вдруг — мгновение — и птичка стремительно полетела вниз, в оцепенении прижав крылья к туловищу. Зефир ринулся за ней, но был слишком слаб, каковы бывают все весенние ветры.

— Я не умею… — Тихо прошептала она и упала, разбившись об утонувшую в солнечных лучах землю.